Удинцев Анатолий Яковлевич

«Все годы Великой Отечественной войны я прожил в деревне Удинцевой, что находится почти в тайге, в сорока километрах к северу от города Ирбита Свердловской области. По тем временам глухомань: ни электричества, ни радио, даже телефон был только в соседнем селе Рудном. В годы войны появилось в
правлении колхоза радио.

Очень хорошо запомнилось 22 июня 1941 года. Был великолепный летний день; в деревне с утра начался праздник окончания весенних полевых работ. Парни и девушки ходили по деревне, пели песни, частушки.

На берегу реки Ницы парни соревновались в беге, метании гранаты. Во второй половине дня в деревню приехал на машине человек. Ударил набат, у пожар-
ной собрались все, кто мог. Деревня наша была довольно многолюдной. Начался митинг. Трибуной служила простая телега. Выступали приезжий человек, председатель колхоза Удинцев Михаил Андреевич, учитель местной начальной школы Колобов Александр Васильевич. Мы, мальчишки, слушали и выступающих, и взрослых парней, которые, помню, обсуждали, «кто за нас, а кто – против нас».

Затем начались проводы мужчин на войну. У моей бабушки было четыре сына. Все ушли воевать, вернулись двое: старший (мой отец) и самый младший. Два моих дяди остались в земле Сталинграда и Белоруссии.

В августе в деревне появились первые эвакуированные жители Ленинграда, Пскова, Эстонии. Когда я 1 сентября 1941 года пришел учиться в 1 класс Удинцевской начальной школы, нас встретила учительница из Пскова Левченко Мария Федоровна.

Почти шестьдесят лет прошло с той поры, но я до сих пор отчётливо могу представить этого человека: и лицо, и одежду, и разговор. Это была Учительница! Именно так: с большой буквы. Жаль очень, что учиться у нее пришлось только два года; потом ее куда-то перевели. В деревне нашей жили до войны только Удинцевы. В 1-м классе нас было три Удинцевых Анатолия. Мария Федоровна в журнале записала нас 1,2,3. Помню, мне не очень-то нравилось ходить под вторым номером.

В 1941 году начали учиться в нашем классе ребята с другими фамилиями: Ровинский Жора (сын Марии Федоровны), Никитин Ваня, Бодров Гена. Сдружились сразу же, помогали иногда даже с едой, что было очень сложно по тем временам. Уехали они в основном после окончания 3 класса – в 1944 году. Их родители воз-
вращались в родные места. Переписывались. Гена Бодров погиб весной 1945 года: нашли мину и начали ее разбирать. Погибло сразу несколько ленинградских
мальчишек; в войну выжили у нас на Урале, а в конце войны погибли в своём родном городе.

Первую «похоронку» привезли в деревню осенью 1941 года. Во двор этой вдовы сбежались, наверное, все жители деревни. Успокаивали мать троих детей-сирот, рассматривали эту бумагу, горевали о своих. А потом – уже не сбегались. Почти с ненавистью смотрели на почтальона Марию Максимовну, когда она со своей сумкой шла по деревне.

В той части деревни, где мы жили, было 12 домов. Ушли на войну 14 мужчин. Из двух домов ушли воевать и отец, и старший сын. Не вернулись с фронтов Великой Отечественной войны 10 (!) мужиков. Один из четырех вернувшихся приехал после ранения еще в 1942 году; трое – уже после окончания войны; среди них и мой отец. Повезло!

Каждое лето войны заполнялось одним: работа, работа и работа – и в колхозе, и на своем огороде. Зимой – школа. В школу приносили «Пионерскую правду», журнал «Пионер». До сих пор помню повести, которые там печатались: «Зеленая стрела», «Когда свет горит, они – в бухте». Ждали продолжения повестей всем классом, читали все вместе.

Запомнилось 9 мая 1945 года. Рядом с нашим домом был так называемый конный двор. Утром я проснулся от какого-то шума, подбежал к окну и увидел такую картину: на телегах прыгают женщины и громко-громко кричат, очень многие плачут.

А на улице идёт дождь, но на это никто не обращает внимания. Конечно же, я понял, что произошло. Уроков в этот день в школе не было. В 1945-м я закончил начальную
школу. Тогда был такой порядок: все ученики четвертых классов должны были сдавать 5 экзаменов: русский язык (устно и письменно), арифметику (устно и письменно) и историю СССР.

И все экзамены сдавали не в своей школе, а в Рудновской начальной, куда приходили на экзамены ученики четвертых классов всех трех школ сельсовета.
Учительница наша, Сединкина Анфиса Алексеевна, где-то записала материал о войне по истории СССР и продиктовала нам. На экзамене по истории она предложила всем учителям послушать дополнительно мой рассказ. И я рассказал.

Где она списывала этот материал, я не знаю, но там была такая неточность: взятый
в плен в Сталинграде немецкий фельдмаршал Паулюс был ею записан так: Паумос. Я так и запомнил. На экзамене никто меня не поправил. И только уже в педучилище я узнал настоящую фамилию этого человека.

В августе 45-го вернулся домой мой отец, а в сентябре этого года я пошёл учиться в 5 класс Ницинской семилетней школы. Так мало видел я отца в школьные свои
годы.

Еще одно событие, связанное с войной, осталось в памяти на всю жизнь. Произошло это в феврале 1950 года, когда я учился в Ирбитском педагогическом училище. В этом далеком году проводились выборы в Верховный Совет СССР. Кандидатом в депутаты был выдвинут командующий Уральским военным округом Маршал Советского Союза Георгий Константинович Жуков. Мне посчастливилось не только видеть, но и слушать прославленного полководца. Когда он приехал в Ирбит на встречи с избирателями, мы, мальчишки, уговорили директора педучилища Набоких Пелагею Ивановну позволить нам забраться в актовый зал училища, где должна была состояться одна из встреч с маршалом. Нам еще не было 18 лет, и обычным порядком мы, наверное, не смогли бы там быть.

Актовый зал был заполнен, люди стояли в проходах. Прошло около 5 лет после окончания войны, все жили ещё воспоминаниями о ней, маршала любили, много было бывших фронтовиков. Вы бы знали, что творилось в зале, когда он вошёл на сцену! Потом он поднялся на трибуну. Невысокий, плотный, на кителе – три Золотые Звезды, других наград не было. Когда он начал говорить, довольно громко, но без крика, все смолкли. Говорил он немного. Поблагодарил избирателей и т.д.

Прошло уже полвека, но хорошо помню и сегодня его замечание: «Недавно премьер-министр Франции Жорж Бидо сделал такое заявление: не знаю, будут ли
русские танки в Вашингтоне, но через неделю после начала войны они будут в Париже. Я могу подтвердить правильность слов руководителя правительства Франции». Тогда уже началась «холодная война». Все аплодировали Георгию Константиновичу. Пришлось мне позднее слушать других известных людей, но от
этой встречи осталось самое яркое воспоминание».